«я остался после уроков делать уроки на завтра нет нас оставили после уроков делать уроки на завтра по математике плохо учимся маме сказали особенно по математике очень трудно устаешь очень болезненно нехорошо какие-то задачи почему-то слишком много задают уроков надо чертить и думать слишком заставляют Савл Петрович зачем-то мучают примерами говорят будто кто-то из нас когда закончит школу пойдет в институт и станет кто-то из нас некоторые из нас часть из нас кое-кто из нас инженерами а мы не верим ничего подобного не случится ибо Савл Петрович вы же сами догадываетесь вы и другие учителя мы никогда не станем никакими инженерами потому что мы все ужасные дураки разве не так разве эта школа не специальная то есть не специально для нас зачем вы обманываете нас с этими самыми инженерами кому это все нужно но дорогой Савл Петрович даже если бы мы и стали вдруг инженерами то не надо нет не следует не согласен я заявил бы в комиссию не желаю быть инженером я стану продавать на улице цветы и открытки и петушков на палочке или научусь тачать сапоги выпиливать лобзиком по фанере но не соглашусь работать инженером пока у нас не образуется самая главная самая большая комиссия которая разберется со временем не так ли Савл Петрович у нас непорядок со временем и есть ли смысл заниматься каким-то серьезным делом например чертить чертежи черными чернилами когда со временем не очень хорошо то есть совсем неважно очень странно и глупо вы же знаете сами вы и другие учителя». Саша Соколов, «Школа для дураков»
«Насколько загадочней получается язык, когда убирается артикль! Ты говоришь не об одном предмете, а о целом их ряде. Я говорил и с австрийскими, и с немецкими филологами о русском языке. Они такие аккуратисты, их раздражает и коробит в русском неопределённость, размытость описаний, диалогов. А мне это очень легло на душу. У народа, который никогда не стремился к внешней свободе, есть внутренняя, даже какая-то анархия. По тому, как устроен язык, можно судить о народе, о степени его изобретательности». Интервью с Сашей Соколовым
«Многие современные литераторы, начиная текст, имеют в виду какую-то историю. Для них главное — удивить читателя сюжетом, взять на испуг. Таков, не к ночи будет помянут, Мамлеев. А мне скучно его читать, потому что я сам могу придумать такие кладбищенские штучки — до фига. Нет, я не верю в это. Нужно находить слова — не свои, не первые попавшиеся, а какие-то другие. Находить и выстраивать их в каком-то специальном высокоэнергетическом порядке, а не просто — нате вам! Очень хорошо об этом — в эссе Вайля и Гениса «Смерть Ивана Петровича». Как много смелости, говорят они, нужно иметь, чтобы в наши дни, после всего сказанного в литературе, начать повествование фразой типа: «Иван Петрович встал со скрипучего стула и подошел к распахнутому окну». Позволительно спросить: а где же традиции авангарда, идеи постмодернизма? Зачем писать, как писали 100—200 лет назад, как Толстой? Сколько можно на полном серьезе мусолить внешние признаки бытия?». Интервью для журнала «Зеркало»
«Очевидно, что Соколов — фигура уникального масштаба. Из живых русских прозаиков, сопоставимых с ним по влиятельности, он единственный не впал в самопародию, в риторику, в спекуляцию собственной репутацией (в той или иной форме все это произошло с Лимоновым, Мамлеевым, Сорокиным). Вместо этого Саша Соколов молчит, и молчание это ощущается многими читателями как важнейший факт русской культуры». Игорь Гулин, «Смертью изящных»
«Это не книга, но это событие большее, чем любая книга. Дело вот в чем. Все, кому дорога русская словесность, давно знали: после смерти Венедикта Ерофеева и Иосифа Бродского у нас осталось много писателей хороших и разных, но гений — только один. Его зовут Александр Всеволодович Соколов». Андрей Степанов
Из книги «Триптих»:
«Рассуждение» / «Газибо» / «Филорнит»
Комментариев нет:
Отправить комментарий